Повести и рассказы - Страница 4

- Куда, куда, Вася? здесь ближе пройдем! - вскричал он, видя, что Вася норовит повернуть к Вознесенскому.

- Молчи, Аркаша, молчи...

- Право, ближе, Вася.

- Аркаша! Знаешь ли что? - начал Вася таинственно, замирающим от радости голосом. - Знаешь ли что? Мне хочется принести подарочек Лизаньке...

- Что ж такое?

- Здесь, брат, на углу мадам Леру, чудесный магазин!

- А, ну!

- Чепчик, душечка, чепчик; сегодня я видел такой чепчоночек миленький; я спрашивал: фасон, говорят, Manon Lescaut1 называется - чудо! ленты серизовые2, и если недорого... Аркаша, да хоть бы и дорого!..

- Ты, по-моему, выше всех поэтов, Вася! идем!..

Они побежали и через две минуты вошли в магазин. Их встретила черноглазая француженка в локонах, которая тотчас же, при первом взгляде на своих покупателей, сделалась так же весела и счастлива, как они сами, даже счастливее, если можно сказать. Вася готов был расцеловать мадам Леру от восторга...

- Аркаша! - сказал он вполголоса, бросив обыкновенный взгляд на все прекрасное и великое, стоявшее на деревянных столбиках на огромном столе магазина. - Чудеса! Что это такое? что это? Вот этот, например, бонбончик3, видишь? - прошептал Вася, показывая один миленький крайний чепчик, но вовсе не тот, который купить хотел, потому что уже издалека нагляделся и впился глазами в другой, знаменитый, настоящий, стоявший на противоположном конце. Он так смотрел на него, что можно было подумать, будто его кто-нибудь возьмет да украдет или будто сам чепчик, именно для того чтоб не доставаться Васе, улетит с своего места на воздух.

- Вот, - сказал Аркадий Иванович, указав на один, - вот, по-моему, лучший.

- Ну, Аркаша! это даже делает честь тебе; я тебя, право, особенно уважать начинаю за вкус, - сказал Вася, плутовски схитрив в умилении своего сердца пред Аркашей, - прелесть твой чепчик, но поди-ка сюда!

- Где же, брат, лучше?

- Смотри-ка сюда!

- Этот? - сказал Аркадий с сомнением.

Но когда Вася, не в силах более выдержать, сорвал его с деревяшки, с которой он, казалось, вдруг слетел самовольно, как будто обрадовавшись такому хорошему покупщику после долгого ожидания, когда захрустели все его ленточки, рюши и кружева, неожиданный крик восторга вырвался из мощной груди Аркадия Ивановича. Даже мадам Леру, наблюдавшая все свое несомненное достоинство и преимущество в деле вкуса во все время выбора и только молчавшая из снисхождения, наградила Васю полною улыбкою одобрения, так что все в ней, во взгляде, в жесте и в этой улыбке, разом проговорило - да! вы угадали и достойны счастия, которое вас ожидает.

- Ведь кокетничал, кокетничал в уединении! - закричал Вася, перенеся всю любовь свою на миленький чепчик. - Нарочно прятался, плутишка, голубчик мой! - И он поцеловал его, то есть воздух, который его окружал, потому что боялся дотронуться до своей драгоценности.

- Так скрывает себя истинная заслуга и добродетель, - прибавил Аркадий в восторге, для юмора прибрав фразу из одной остроумной газеты, которую читал поутру. - Ну, Вася, что же?

- Виват, Аркаша! да ты и остришь сегодня, ты сделаешь фурор, как они говорят, между женщинами, предрекаю тебе. Мадам Леру, мадам Леру!

- Что прикажете?

- Голубушка, мадам Леру!

Мадам Леру взглянула на Аркадия Ивановича и снисходительно улыбнулась.

- Вы не поверите, как я вас обожаю в эту минуту... Позвольте поцеловать вас... - и Вася поцеловал магазинщицу.

Решительно, нужно было призвать на минуту все достоинство, чтоб не уронить себя с подобным повесой. Но я утверждаю, что нужно иметь к тому и всю врожденную, неподдельную любезность и грацию, с которою мадам Леру приняла восторг Васи. Она извинила его, и как умно, как грациозно умела она найтись в этом случае! Неужели же можно было рассердиться на Васю?

- Мадам Леру, сколько цена?

- Это пять рублей серебром, - отвечала она, оправившись, с новой улыбкою.

- А этот, мадам Леру, - сказал Аркадий Иванович, указав на свой выбор.

- Этот восемь рублей серебром.

- Ну, позвольте! ну, позвольте! ну, согласитесь, мадам Леру, ну, который лучше, грациознее, милее, который из них более походит на вас?

- Тот богаче, но ваш выбор - с'est рlus coquet.

- Ну, так его и берем!

Мадам Леру взяла лист тонкой-тонкой бумаги, зашпилила булавочкой, и, казалось, бумага с завернутым чепчиком сделалась легче, нежели прежде, без чепчика. Вася взял все это бережно, чуть дыша, раскланялся с мадам Леру, что-то еще сказал ей очень любезное и вышел из магазина.

- Я вив°р, Аркаша, я рожден быть вив°ром! - кричал Вася, хохоча, заливаясь неслышным, мелким, нервическим смехом и обегая прохожих, которых всех разом подозревал в непременном покушении измять его драгоценнейший чепчик!

- Послушай, Аркадий, послушай! - начал он минуту спустя, и что-то торжественно, что-то донельзя любящее зазвенело в настрое его голоса. Аркадий, я так счастлив, так счастлив!..

- Васенька! как я-то счастлив, голубчик мой!

- Нет, Аркаша, нет, твоя любовь ко мне беспредельна, я знаю; но ты не можешь ощущать и сотой доли того, что я чувствую в эту минуту. Мое сердце так полно, так полно! Аркаша! Я недостоин этого счастия! Я слышу, я чувствую это. За что мне, - говорил он голосом, полным заглушенных рыданий, - что я сделал такое, скажи мне! Посмотри, сколько людей, сколько слез, сколько горя, сколько будничной жизни без праздника! А я! меня любит такая девушка, меня... но ты сам ее увидишь сейчас, сам оценишь это благородное сердце. Я родился из низкого звания, теперь чин у меня и независимый доход - жалованье. Я родился с телесным недостатком, я кривобок немного. Смотри, она меня полюбила, как я есть. Сегодня Юлиан Мастакович был такой нежный, такой внимательный, такой вежливый; он со мною редко говорит; подошел: "Ну, что, Вася (ей-богу, так-таки Васей и назвал), кутить пойдешь на праздниках, а?" (Сам смеется.)